Решение Луганского облсовета в защиту русского языка, как минимум, оказалось спорным. Выступи он во спасение Луганской филармонии (областная коммунальная собственность, между прочим) — мы бы слова худого от самых ярых его противников не услышали. Увы... Совет мало того, что копейку ломаную пожалел на развитие в регионе истинно высокой культуры — ни один из его руководителей не соизволил прийти на закрытие 60-го (юбилейного!) сезона Луганского академического симфонического оркестра. Равно как и шефы областной госадминистрации.
Покой вечный…
Очевидно, луганский «истеблишмент» убоялся сложности исполнявшегося 18 и 19 мая произведения. «Реквием» Вольфганга Амадея Моцарта — это штука посильнее совкового ассорти (гопак, «Гандзя-рыбка», песни «патриотического» звучания и т.п.), коими до сих пор принято завершать разнообразные торжественные собрания. Не ровен час, сморят уездного законодателя звуки Tuba mirum или Lacrimosa и нарушит он гармонию зала громким храпом. Или у «слуг народа» по случаю концерта совесть заворочалась во сне? И чтобы она окончательно не пробудилась, решено было игнорировать этого легкомысленного австрийца. Точнее, двух. Умершего 215 лет назад Моцарта, и живого — Курта Шмида. Которому осиротевший Луганский оркестр оказался роднее, чем обитателям «дома с шарами». Впрочем, отсутствие сиятельных особ не слишком испортило ощущение праздника истинным ценителям классической музыки.
Исполнение «Реквиема» в финале юбилейного сезона представляется символичным. «Requiem aeternam dona eis, Domine» — «Вечный покой даруй им, Господи». Заупокойная месса в католическом обряде. Кому заупокой? Зданию филармонии, которую начала ремонтировать старая власть еще в преддверии предвыборной кампании 2002 года? Мечтам луганских музыкантов о жизни, как у их европейских коллег? В той Европе, куда мы все стремимся. Стараниями Геннадия Москаля оркестру присвоено звание «академический» — но коллектив вот уже два месяца не получает законной «академической» надбавки к зарплате.
Но это вопросы «до» и «после» концерта. А в промежутке — гордость за Украину, за Луганск, в котором есть и такой оркестр, и такой хор (преподаватели и студенты Института культуры при Национальном педуниверситете), и такой квартет солистов. Точнее, не так: гордость за каждого солиста в отдельности. За сопрано Елены Босенко, тенор Игоря Новикова, альт Натальи Паранич и бас Андрея Доценко. Оно ведь как происходит. Пока впервые не услышал голос Елены, было опасение… в провинциальном, что ли, характере ее вокального мастерства. Оказалось — на уровне мировых стандартов. Только теплоты больше, чем у признанных оперных див. Так получилось, что в последнее время я довольно часто слушаю «Реквием» в исполнении Венского филармонического оркестра под управлением Карла Бёма (на CD). Луганский филармонический под управлением венца Курта Шмида звучит не хуже. Во всяком случае, для моего не весьма чуткого уха. Единственное отличие — мне показалось — бас у «их» солиста ниже, чем у Доценко, рокочущий такой. Что лучше — судить не берусь.
Меняю Вену на Луганск
Моцарт был одним из первых композиторов, избравших жизнь свободного художника. Шмид пошел по стопам гениального своего компатриота, правда, не сразу. Но когда мы впервые с ним пересеклись, первый мой вопрос был: как он оказался в Луганске?
— Я ездил с австрийскими экономическими миссиями по городам Украины; оказался в Луганске. После первого совместного концерта руководство филармонии спросило меня, не хочу ли я возглавить оркестр. Поскольку моя работа в Вене закончилась, появилась возможность работать здесь.
И кто теперь скажет, что Луганск — не Европа?! Только не надо думать, что луганское начальство расщедрилось ради иностранца. Оклад у него «наш». Еще маэстро «подрабатывает» в педагогическом. Как я слышал, гривень за 500.
— Думаю, даже меньше. Я ведь получал за несколько месяцев сразу и не считал.
Работу в Луганске профессор совмещает с аналогичной в Сеуле и Токио. Не говоря уже о родной Вене, где он ведет музыкальный семинар для «юне таленте» со всего мира.
— Я родом из типичной австрийской музыкальной семьи. Меня приняли в Академию музыки, но не как молодой талант («юне таленте») — просто мой дядя был там профессором. Студентом я был ленивым; интерес к музыке, к сольным выступлениям пришел много позже. Сначала, в возрасте 21 года, я получил место солиста-кларнетиста в Оркестре Нижней Австрии, где играл 40 лет. Последние 10 лет дирижирую и 30 — являюсь организатором Венского музыкального семинара.
— Скажите, а почему многие музыканты так стремятся стать дирижерами?
— Я не мог удовлетвориться лишь тем, чтобы быть только исполнителем. И потому после сорока лет работы я сказал: «До свиданья!» Последние десять лет я дирижировал многими оркестрами Румынии, Венгрии, Украины, Кореи, Китая, Японии. А в свободное время пишу небольшие сочинения в венском стиле. В стиле Иоганна Штрауса.
— Вы у нас практически ничего не зарабатываете…
— Я долго работал в Австрии и, соответственно, имею неплохую пенсию. То есть я не живу на деньги, которые получаю в университете. Впрочем, могу здесь жить бесплатно в профилактории, питаться. Главное — моральное удовлетворение от работы. А билеты на самолет покупаю за свой счет.
Степи загадочной Скифии
Кажется, Шмид не лукавит, говоря о моральном удовлетворении. Мы себя не ценим, но у нас действительно чрезвычайно талантливая страна. Австриец приехал, глянул… вернее, прислушался профессиональным ухом — а здесь целая «туманность» потенциальных звезд. И потом:
— Одной из причин, почему здесь хочется работать — огромная благодарность, которую я ощущаю в ответ на свои усилия.Здесь можно затронуть сердца слушателей; можно сделать счастливыми молодых исполнителей, вывести в большой мир, на большую сцену.
Профессор играет на контрасте: при одинаковом классе у луганчан манера исполнения настолько отлична от европейской, что сама эта «экзотика» привлекает пресыщенных любителей классики Старого Света. К слову сказать, он отмечает различия между школами Луганска и, скажем, Львова или Черновцов — австрийская традиция до сих пор имеет силу на бывших землях империи Габсбургов. А еще у маэстро есть большая тяга к экспериментам:
— Я брал луганских солистов в Вену — Людмилу Манасян, Диму Шепеленко, — и они исполняли венскую оперетту на русском.
Чуть не спросил, не перевернулся ли Штраус-отец в гробу от такой… решительности, но сдержался. А что касается большой сцены, тут у нас с маэстро завязалась небольшая дискуссия.
— Может ли Восточная Украина войти в культурное, в частности, в музыкальное европейское пространство — или ваши ученики появляются в Вене как представители загадочной и дикой Скифии? Чтобы через пару недель снова раствориться в ее сумрачных степях…
— Я выступал с концертами более чем в 30 странах мира; в каждой — собственная система музыкального образования. Но есть законы, одинаковые для всех: если у человека прекрасный голос — не существует расхождений. Поэтому важно, чтобы в Луганске, крайней восточной точке Украины, у студентов была возможность сравнивать…
— Это понятно, но скажите. Вот ваши ученики выступили в венском «Концерт-хаусе». Попали ли они в базу данных Венской оперы или в какие-то другие каталоги? По типу того, как это делается в мире футбола.
— Нет, такой системы, как у футболистов, у музыкантов нет. Но если мои ученики исчезнут… Нет, тогда вся моя работа теряет смысл.
И все же Донбасс сумел дать маэстро то, чего не смогла ни одна из упомянутых им 30 держав. В позапрошлом году Курт Шмид дал концерт под землей. В соляной шахте в городке Соледар под Артемовском. Такого музыкальная общественность еще не знала.
— Это показывали в мировых новостях — в Японии, в Америке, во всем мире о нем слышали. Сегодня я занимаюсь организацией еще одного такого концерта. Точнее, двух — 27 и 28 мая. Первый дает Луганский оркестр, второй — Венский рок-оркестр. В частности будет исполняться четвертая часть Девятой симфонии Бетховена. Идея принадлежит Торговому представительству посольства Австрии.
То есть выходит даже слишком хорошо: в упомянутое музыкальное пространство Донбасс входит традиционным для себя (но не для Европы) способом — через глубокое… подземелье. Здесь найдется простор для творчества не одних только музыкантов. Представляете, как должны будут выложиться архитекторы, чтобы обычный шахтный ствол превратить в произведение искусства? Это вам не открытый лифт в фойе обновленного киевского вокзала. Триста метров вглубь — здесь такого можно выдумать!
Только что же будет с луганским оркестром? Может, его тоже прописать в Соледаре? На трехсотметровой глубине. Во всяком случае получится весьма оригинально. Неповторимо, я бы сказал.
Да, забыл сказать: четвертая часть 9-й симфонии называется «Ода к радости».
Нестор Слобожанский, газета «Молодогвардеец»
