Новости Луганска и области

 



На главную
Культура, наука, образование

Сегодня исполняется 7 лет со дня смерти поэта и музыканта Александра Литвинова. Более известного как Дрантя.

Сегодня исполняется 7 лет со дня смерти поэта и музыканта Александра Литвинова. Более известного как Дрантя. Как ни странно, но более известен он не в Луганске, а в соседней России, далекой канаде и не менее далеком Израиле.. Его поклонники живут по всему миру. Но творил и сочинял он у нас, в Луганске. Мы публикуем старую статью о нем, которой уже несколько лет, но на наш взгляд она наиболее точно передает восприятие творчества Дранти.

Просто Дрантя. Каким парнем он был?

Он умер в 1999 году — человек, чье имя вошло в историю нашей музыки. Благодаря Александру Литвинову Луганск избавился от провинциальных комплексов — сейчас это имя известно всему СНГ (и миру). Для всех, кто знал его с середины 90-х в Луганске, Саня Литвинов был Дрантей. В СНГ, уже после смерти, он стал культовой фигурой как Веня Д’ркин. Сильно огорчила это пошлая кличка, ну да что сделаешь, думал, не мне судить.

Всю эту историю прояснил сам Дрантя. В 94-м на фестивале «Оскольская лира» он из озорства представился Д’ркиным, под этим псевдо победил, а через год, приехав в Старый Оскол и забыв даже эту историю, услышал, как фанаты приветствуют: «О! Веня Дыркин!» «На самом деле мне это тоже страшно не нравится, — признался Дрантя в интервью московской газете «Рок-н-роллер». — Но, когда нас пригласили в Москву на открытие рок-клуба, пришлось оставить «Д’ркин-бэнд», так как в Москве уже была своя публика, знавшая меня под этим именем... Ну, это, как «Битлз» — такого слова нет, битлз — это просто битлз, ну а мы — просто «Д’ркин-бэнд», а я уж буду просто Дрантя.»

Итак — просто Дрантя. Как только он умер — все началось. Вроде бы нехорошо, ввиду всплывающих в памяти граффити «Цой жив!», писать об умершем певце, но если по-другому посмотреть, то любые отрывочные воспоминания по-своему драгоценны.

Piece №1. В декабре 95-го мы, только познакомившись, шли по цветочному переходу. Внезапно Дрантя зашатался; громко топая в гулкой подземке, он сделал несколько неуверенных шагов и, что-то неразборчиво выкрикнув, устоял. С дюжину любопытных голов обратилось на нас. А Дрантя подмигнул: «Да это так — чтоб не скучно было». Потом мы сидели на квартире у Юры Зиганшина, и вот Дрантя берет в руки гитару...

Я слушал практически всех наших рок-звезд, на концертах БГ, «ВВ», «Мумий Тролля» мне было очень хорошо, но все же — никогда больше не было такого наркотически чистого кайфа, как во время квартирников Дранти. Иногда они записывались, и эти вот самодельные тайпы, где слышны неумелые подпевки, бульканье разливаемых напитков, чей-то идиотический смех, полностью восстанавливают атмосферу тех прекрасных вечеров. Эти кассеты, естественно, затаскали девушки, а появившиеся студийные записи такого действия, увы, не оказывали. Что, как бы странно, учитывая номера, которые Дрантя вытворял на сцене.

Piece №2. Весной 96-го от Комитета молодежной политики проводился конкурс бардовской песни. Как корреспондент газеты «Молодежные новости», заявил в список участников Дрантю. Опоздал на начало, ищу глазами знакомых — Дрантя сидит в предпоследнем ряду с кучей болельщиков и небогатых спонсоров, из пластиковых бутылок льется вино, а мне говорят, что местные барды Дрантю в конкурс, где девочки поют «Солнышко лесное», не взяли. И это было очень справедливо, потому что местные барды, с удовольствием исполнявшие песни Дранти, уже чувствовали: в Луганске появился классик.

И как раз об этом: Дрантя знал свою силу, но комплиментов, серьезно, не терпел. Да! он смущался и, помню, говорил: «Де делайте из меня культ личности», — на что один подвыпивший поклонник вполне резонно заметил: «А зачем же ты такие песни поешь!?» Он вышел на сцену (пустили вне конкурса), в домовязаном свитерке, в старых джинсах, слегка пьяный, довольный и начал ворожить. По-моему, это был единственный человек в русско-украинском роке, у кого никогда не было проблем контакта с залом. Почему? Да просто потому, что он не знал о существовании подобных проблем. В зале музучилища сидело человек сто, но впечатление было, будто он взял стадион. О, божественная сила энергетики!

Piece №3. Легенды о человеке, которого знал. Легенды, впрочем, не совсем интересные. В этом году в Крыму несколько человек, услышав, что я из Луганска, спрашивали: «А говорят, Д’ркин страшно пил?!». Во-первых, отвечал я, в нашем «опчестве» все страшно пьют, а во-вторых, никто из тех, с кем я встречался, так достойно не справлялся с огромными алкогольными вливаниями, как Дрантя (согласитесь, это тоже признак уникальной личности). Когда половина народа уже засыпала в креслах, а вторая готовилась гнать беса, Дрантя был просто весел и продолжал петь песни. Вот последний проблеск сознания на одной из суровых вечеринок: человек пять сидят на кухонном полу и вместе с Дрантей, водрузившим на сложенные по-турецки ноги гитару, поют «Ой, да не вечер, да не вечер»...

Piece №4. Я года полтора, тогда в 96-97-м, собирался написать о Дранте статью; иногда мы, вроде бы, специально для этого и встречались, шли в магазин, садились-беседовали... И не сделал, хотя и писал уж черт знает только ни о ком. Почему? Чувствовал – не справиться. Интервью типа «ваши творческие планы» делать было немыслимо, а его словесные импровизации были о чем угодно, но только не о предмете песен. Так жалко — почему не было с собой диктофона! Колорит его рассказов, и об армии, и о последующем зарабатывании на хлеб, увы, не восстановишь, и он, этот колорит, как бы затенял и сами факты биографии. Что-то Дрантя, по-моему, сочинял на ходу — так, запомнился кусок из жизни художника-оформителя: работая в сельском клубе, Дрантя рисовал плакат к какому-то фильму о войне. Он оформил его фашистскими крестами (хотя, думаю сейчас, он и вправду на такое был способен). Помню и о прозвище «Дрантя»: на одной из шабашек, соседями Дранти (в общаге?) были поляки, которые его попиленные джинсы называли «дрантя» (ударение на последний слог), а потом кто-то из приятелей закрепил это слово.

А об его импровизациях как раз здесь сказать и уместно. Он жил тем, что трансформировал окружающий мир в образы. Звучит несколько сухо, но так, на самом деле и было. Наметив тему песни, он непрерывно держал ее в голове, меняя строчки, переставляя куски и так и этак. Не знаю, часто ли Дрантя проверял первые варианты на посторонних, но помню, пару раз он звонил мне на работу (в подборку типа «Местные дарования» готовилось несколько его текстов) и читал стихи о колхозном чабане, выпасающем бесов. Эту песню, «Справочник по бесогонству», я знал только в записи, и текст очень сильно отличался от тех версий, что слышал тогда. И к чему я это и веду, материалом мозговых игр для Дранти служили не только песни, но и все интересное, что попадалось в жизни. Про книги я у него все-таки спросил. Он честно признался, что не читает вообще, хотя в песни вставлял и буддийские термины, и имена каких-то элитарных писателей, — игрой это не было, потому что вряд ли кто-нибудь круче Дранти врубался в сущность буддизма...

...Зимой 96-го мы ехали в Краснодон к его друзьям Кудакову и Рыде. Автобус был уже забит, и пришлось держаться за поручни. Дрантя, серый с похмелья, с трудом держал равновесие, но непрерывно описывал все, что видит за окном. Не помню уже как, но разговор зашел о партизанах. Я рассказал исторический факт о луганских партизанах, которые, ограбив немецкий обоз и захватив рождественский груз с апельсинами, шли потом к себе в лес и ели апельсины, а корочки бросали на землю — по этому оранжевому следу их фашисты и вычислили... Дрантя моментально показал на новосветловскую колхозную зябь и сказал: «А знаешь, как на самом деле фашисты и партизаны сражались друг с другом? Они выходили на это поле и стреляли: когда наступали немцы, партизаны отступали ровно на столько, чтобы их не доставали пули. Потом шли вперед партизаны, а гитлеровцы отступали ровно на такое же расстояние».

Piece №5. Разумеется, сразу было понятно, что Дрантя — не из числа звезд ДК им. Железнодорожников. Для себя я подсчитывал, что там есть процентов двадцать Чижа, десять — Башлачева, пяток — БГ, но остальное-то его, дрантино. И, сейчас почему-то интересно это вспоминать, как-то не ставился даже вопрос о раскрутке, о том, что ему нужно выходить на большую сцену. Дранте было лет 26, и подразумевалось, что все у него впереди. Он сделал несколько записей на хорошей домашней аппаратуре (без звона бокалов), затем записался на радио «Скайвей» (или нет? но проект такой был точно)? И что же? Даже не возникала мысль — пробьется он или нет. Я думал себе, что славы, равной известности Чижа, Дрантя заслуживает, и она обязательно придет; и он добьется всего, чего захочет, хотя бы потому, что все у него уже есть... Сам Дрантя на эти темы тоже никогда не говорил, именно поэтому так закрепился в памяти вот какой случай.

Зимой 98-го, в промежутке между Москвой, где он уже кое-чего добился, уже после первого приступа смертельной болезни, Дрантя снимал квартиру по соседству, на Полтиннике, в доме 33. Мы встретились утром на остановке. Привет-привет, типа, как дела? Он стал говорить о новом московском проекте и перед подошедшим автобусом как-то очень твердо сказал: «Знаешь — дело нужно делать». Эта интонация, для Дранти нехарактерная, именно потому так хорошо и запомнилась. Он успел хлебнуть ранней славы, вернее почувствовал проблески ее. Сейчас он бы был просто знаменит, ни малейшего сомнения в этом нет, если бы не тупая костлявая старуха...

Piece №6. Последний раз я его видел в сентябре 98-го в ДК Ленина на встрече с Оле Нидалом — поздоровались и пошли в зал. А предпоследнюю встречу, в июне, на квартире у луганской журналистки Лены Залыгиной, где Дрантя тогда кантовался, помню лучше. У него было обострение, он спал на диване; потом проснулся, принял лекарства. Ему было ощутимо плохо, он был в таком состоянии, когда, даже наблюдая со стороны, вздрагиваешь — какая у людей может быть боль! Дрантя пытался развлечься разговором: «Ярослав, — попросил он, — расскажи что-нибудь веселое!». Так я ему ничего веселого и не рассказал...

The last piece. А теперь просто о том, что не подошло к концептуальным кускам, но что выпрыгивает в голове, когда ставишь его кассету и слышишь знакомый голос. Черная догиня, подарок друга, шныряющая по съемной квартире на Молодежном, — маленький сын Дранти сует ей в пасть руку, от чего у меня каждый раз замирает сердце...

Набитая водкой морозилка его холодильника; тяжелое пробуждение на полу, на спальном мешке, как бы предназначенном для таких случаев...

Утренние друзья, собирающиеся по второму кругу...

Японский телевизор, так дисгармонирующий со скудным интерьером — приз с бардовского фестиваля, — похмельным утром звучит «Lemon tree» малоизвестной брит-поповой группы...

Дрантя за ночным столиком на «Пролиске» делится профессиональными познаниями (он лет 8 проучился в разных донбасских сельхозинститутах): хочу купить козу, и это неправда, что все козы вонючие, когда покупаешь козу, главное — понюхать ее макушку, если макушка не воняет, то и коза будет подходящая...

Дрантя, поющий сукачевскую «Лей-вей, проруха-судьба», которая легко принималась за новую дрантину песню...

Дрантя на спортивном велосипеде — на нем он ездил и на работу, и в гости даже зимой...

...Этим летом в Ялте я встретил много его поклонников, впервые услышавших «Д’ркин-бэнд» два-три года назад, то есть уже после смерти певца. Это молодые ребята, музыканты, неформальные путешественники. В день рождения Александра Литвинова, 11 июня, они собрались на набережной, помянули — и стали петь его песни. Хиппушка из Екатеринбурга рассказала, что собиралась даже ехать в Луганск, чтобы найти людей, знавших Веню Д’ркина. Если бы она нашла меня, я бы все это и рассказал.

Ярослав Гребенюк

01 сентября 2004 г.


 
Другие материалы по теме:

07.07.2006, 13:27 Луганчане заняли первое место в конкурсе вокальных ансамблей на фестивале «Магутны Божа» в Могилеве (Беларусь)