«- Ну как, Ваня, самогоночка?
- Первачок что надо, - похвалил Чонкин, вытирая ладонью  проступившие
слезы. - Аж дух зашибает.
Гладышев все с той же усмешкой придвинул к  себе  плоскую  консервную
банку, бывшую у него вместо пепельницы, плеснул  в  нее  самогон  и  зажег
спичку. Самогон вспыхнул синим неярким пламенем.
- Видал?
- Из хлеба или из свеклы? - поинтересовался Чонкин.
- Из дерьма, Ваня, - со сдержанной гордостью сказал Гладышев.
Иван поперхнулся.
- Это как же? - спросил он, отодвигаясь от стола.
- Рецепт, Ваня, очень простой, - охотно пояснил Гладышев. - Берешь на
кило дерьма кило сахару...»
В. Войнович, «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»

 

Летом пришлого года мы случайно встретились в супермаркете «Абсолют». Он, мой старый знакомый, вез тележку, затаренную выпивкой и деликатесами. Явно готовился к какому-то торжеству.

- Дочурка в Киеве в универ поступила, - сказал он сразу после рукопожатия, упредив мой вопрос. – Родню пригласил. Вечером будем отмечать. И знаешь, как только узнали результат, я сказал моей девке: «Учись так, чтоб устроиться на работу хотя бы в Киеве. А еще лучше – чтоб вообще за кордон свалить. Если найдешь там мужа-киевлянина, тоже неплохо будет». Главное, у нее появился шанс уехать из Луганска. Нету здесь перспектив. Вообще нету! Сам жалею, что после машика (Луганский машностроительный институт, потом – ВУНУ им. Даля) отказался от распределения в Харьков и вымутил так, чтоб дома остаться.

Я поздравил знакомого и забыл о том разговоре. Забыл до другого разговора с ним. Собственно, так сложилось, что после той встречи мы больше не виделись.

А недавно он позвонил мне. Узнав, что я живу не в Луганске и возвращаться в ближайшее время не намерен, заявил тоном человека, подбившего как минимум с десяток вражеских танков, что он пересидел и перележал «под минами укрокарателей», и теперь «надо восстанавливать Луганск». На вопрос о том, не хочет ли уехать (тем более, что во время разговора выяснилось: дочь моего знакомого приглашала родителей в Киев еще летом, обещала помочь с обустройством), ответил: «После того, что укры сделали с Луганском, - никогда! Я понял, что моя судьба – здесь. Я должен быть с Луганском». Оказалось, что он уже сожалеет по поводу отъезда дочери в столицу: «она там умом тронулась, что-то им дают такое, от чего они невменяемые».

Далее знакомый пустился в пространный рассказ о том, каким цветущим и процветающим будет Луганск «очень-очень скоро, когда Россия на заберет, а хохлы загнуться и вымерзнут, так как Путин не даст газа». Пришлось напомнить, что в стане «хохлов» - и его дочь, которая, похоже, стала «хохлушкой». В ответ услышал: «Ну да, тут, как говорится, все сложно. Мы с женой не можем до нее «достучаться». Но, надеюсь, что она сама все поймет». Кстати, с «большой землей» мой знакомый может связываться только потому, что счет на его телефоне пополняет «невменяемая хохлушка».

Этот разговор оставил очень неприятный осадок, который стал еще более неприятным после того, как услышал похожие истории от нескольких десятков других людей – как жителей мирных регионов Украины, так и переселенцев с Донбасса. Они, дозвонившись, не узнавали родственников, друзей и знакомых, переживших в Луганске обстрелы. Виновный в обстрелах у этих людей был один – укры, они же – хохлы, они же – нацики, они же – укропы, они же – каратели. Слова и словосочетания «украинцы», «украинская армия» напрочь исчезли из лексикона многих некогда неглупых и вменяемых людей. Аргумент – убийственный – «А кто ж еще будет Луганск обстреливать?! Они Донбасс ненавидят! Всегда хотели его уничтожить!». Попытки возразить – «То есть, это нацики и правосеки ехали по Донецку на танках с надписью «На Киев!», «На Львов!»? Почему во время обстрелов не пострадали или почти не пострадали дома и предприятия матерых луганских регионалов?» - эти люди встречают в штыки.

И не дают покоя вопросы. Почему тот Луганск, в котором можно было нормально жить, получая зарплаты, пенсии и пособия; в котором не был ограничен доступ к благам цивилизации, люди считали «Лоханском» и «Мухосранском», но вдруг полюбили то сюрреалистическое чудовище, в которое он превратился? Почему пусть и далеко не для всех жителей, но вдруг стал мил город, где люди страдают от проблем со снабжением электроэнергией, водой, газом; где нельзя найти нормальную работу, оплачиваемую деньгами, а физиологическим минимум продуктов; где власть – вооруженные деклассированные элементы; где можно попасть в «уютный» подвал по навету недоброжелателя?      

Помнится, несколько лет назад Луганский облсовет принимал программу «Патриот Луганщины», содержащую десятки разнообразных мероприятий, под которые выделялись из бюджета миллионы гривень. Что касается последнего, деньги успешно осваивались, осваивались качественно, по-лугански, легкими движениями рук превращаясь в особняки, автомобили, «пухленькие» личные банковские счета… Впрочем, перепадало и на съемки телепрограмм и мультфильмов (иногда неплохих), на проведение разного рода патриотические акций с добровольно-принудительным участием учащихся и студентов, на издание книг и даже на премьеру одной рок-оперы, написанной тандемом как бы композитора и как бы поэта.

Однако люди из Луганска все это время уезжали так же, как и раньше, а, может быть даже активнее. Значительная часть горожан не питала особо теплых чувств к городу.

Но стоило Луганску попасть под контроль бандформирований (с очень даже не молчаливого согласия людей, голосовавших за программу «Патриот Луганщины»), потерять во время обстрелов часть зданий и несколько сот жителей, лишиться благ цивилизации (и сейчас их лишены тысячи людей), как оставшаяся в городе примерно половина луганчан вдруг открыла в себе недюжинный патриотический потенциал. Впрочем, это же можно сказать и о тысячах вернувшихся в Луганск временных переселенцах. Понимаю, среди них немало вернувшихся по причине безнадеги: сбережения на исходе, с трудоустройством не получилось, не дают покоя тяжкие думы об оставшихся в Луганске домах и квартирах. Однако есть и факты, вызывающие как минимум недоумение.

Не так давно знакомая, живущая в Днепропетровске, жаловалась мне, что ей не удалось уговорить еще немного пожить в России сестру и ее мужа. Чета вывезла двух малышей – двух и четырех лет – смогла неплохо устроиться в РФ: нашли недорогое, но сносное жилье, неплохо оплачиваемую работу. Решение вернуться в Луганск сестра этой женщины объяснила уже набившей оскомину мантрой: «Все нормально, не стреляют, жизнь налаживается, можно возвращаться, нужно восстанавливать Луганск». А еще было: «Да ты еще к нам приедешь спасаться, когда зимой вы будете мерзнуть. Дай Бог, чтоб, конечно, выпустили: вас-то Международному валютному фонду уже с потрохами продали, не Порошенко и Яценюк все решают в Украине, а мировое правительство. Кстати, и к России такое отношение в «Пиндосии» и в Гейропе, что она решила не подчиняться мировому правительству».

И снова убеждаюсь, что случай этот – далеко не единственный и не выходящий из ряда вон. Похожие высказывания неоднократно встречал в социальных сетях.

Пришел к неутешительному выводу. Увы, часть жителей Луганска (причем, немаленькая часть!) готова терпеть любые лишения только ради грядущих, обещанных благ для себя и ада у соседа. Последняя составляющая особенно важна. Увы, среди луганчан немало людей, для которых неблагополучие соседа значительно отраднее собственного благополучия. А последнее они видят исключительно в составе России. На вопрос о том, почему не были аннексированы Абхазия и Южная Осетия, отвечают: «Так там же – кавказцы! А мы-то – славяне! Путин своих не оставит!». Оказывается, по логике этих людей Россия позволила «кровавой хунте» обстреливать луганчан только потому, что «иначе мировое правительство дало бы США команду начать ядерную войну». На вопросы: «А мировое правительство в этой войне не пострадало бы? Оно на Марсе живет? Или согласно остаток дней провести где-то в бункере, потеряв все?» отвечают в лучшем случае: «Ты ничего не понимаешь», в худшем: «Да пошел ты…».    

Действительно. Понять таких людей трудно. Очень трудно. Да, впрочем, и не нужно понимать-то. А нужно наоборот, чтоб в Украине было как можно больше людей, не понимающих такую точку зрения. И не принимающих.

Семен Айдаров