В одном романе у братьев Стругацких есть магический инструмент, который имеет вид обыкновенного дивана. В нашей жизни мебель обычно – всего лишь мебель. Однако время от времени случаются чудеса и сегодня. Работу луганского краснодеревщика Олега Черкасова назвать комодом просто не поворачивается язык – хотя бы потому, что комод, как мы его представляем, не может создаваться так долго. От замысла до окончания работы над этим произведением ушло больше года

<!-- [if supportFields]>tc "В одном романе у братьев Стругацких есть магический инструмент, который имеет вид обыкновенного дивана. В нашей жизни мебель обычно – всего лишь мебель. Однако время от времени случаются чудеса и сегодня. Работу луганского краснодеревщика Олега Черкасова назвать комодом просто не поворачивается язык – хотя бы потому, что комод, как мы его представляем, не может создаваться так долго." <!-- [if supportFields]> <!-- [if supportFields]>tc "От замысла до окончания работы над этим произведением
ушло больше года" <!-- [if supportFields]>

 По рецепту Микеланджело

– Тебе не жалко расставаться со своей работой, Олег?

– А как ты расстаешься со своими статьями?

– Легко, мне хочется, чтобы люди их читали.

– Вот и мне хочется, чтобы люди увидели мою работу.

В отличие от столяра или мебельщика на фабрике, у краснодеревщика – работа штучная. И, конечно, под заказ. Когда заказчик поставит ее у себя в гостиной или в каминном зале, изящество формы, игру оттенков дерева, тонкость резьбы, простоту и глубину замысла мастера смогут оценить лишь гости теперешнего хозяина вещи.

Мне посчастливилось быть свидетелем рождения этого шедевра – от постройки мощного дубового каркаса до создания узоров из шпона дорогих декоративных пород. Каждый раз, приходя в мастерскую, я думал: «Лучше уже некуда. Что еще можно добавить?» Но мастер посмеивался и говорил, что по-настоящему можно будет любоваться, только когда работа будет завершена. И когда автор снимает покрывало с законченного произведения, мысль, что этой вещью можно пользоваться как обычным предметом мебели, кажется кощунственной.

– Нет, почему, – это комод, и он делался, как раз чтобы им можно было пользоваться, – говорит Олег Черкасов.

От наших представлений о комоде как о чем-то прямоугольном и неуклюжем работа Олега Черкасова далека. Во внешнем ее облике всего две прямые плоскости – горизонтальная столешница и вертикальная задняя стенка. Три же остальные стороны – выпуклые, как нежные животики девушек. Когда кладешь на них руку, кажется, что дерево теплое, живое.

Изгибы ножек, ажурные резные узоры делают работу женственной и невесомой, хотя на самом деле этот комод весит больше сотни килограммов. Свое произведение Олег ставит в один ряд со скульптурой, и не только потому, что комод украшен двумя резными женскими фигурами.

– Я, как и скульптор, работаю с объемом, с пластическими формами, – говорит мастер.

Сколько труда было вложено, чтобы добиться идеала в этих изгибах? Ведь «животик» у комода есть и спереди, где выдвигаются ящики. Переход между ними плавный, будто комод целиком сделан из одного исполинского дерева по рецепту Микеланджело: «Берем глыбу и отсекаем все лишнее».

Красота с секретом

В Луганске мастеров тонкой работы с деревом немного, и из них за мебель редко кто берется. На всю Украину краснодеревщиков наберется всего несколько десятков. За материалом – деревом ценных пород – приходится ездить в Киев, ближе не найдешь.

Во сколько этот комод обошелся заказчику, мастер не говорит. Но, замечает: если хозяин вдруг решит продать этот работу, он сможет получить в разы больше, чем заплатил за работу. Хотя лично я сомневаюсь, что ей вообще есть цена. Трудно оценивать вещи, которым место в музее!

Необычная форма комода – родом из XVIII века. Олег Черкасов работал по образцам нескольких знаменитых французских мастеров – Дуаро, Гудро и Крессана. Их работы, выставлены в Лувре, Версале, иногда они попадают и на аукционы Сотбис, откуда попадают в частные коллекции Старого и Нового Света. В распоряжении луганского краснодеревщика были лишь фотографии французских оригиналов. То есть фактически все было сделано с нуля – от подбора пород дерева до инженерных решений (в конструировании мебели тоже есть свои тонкости, хитрости и сложные расчеты).

– Форму предстояло создать сложную, поэтому часть расчетов была выполнена с помощью компьютера – прежде всего значения радиусов, их сопряжение, – рассказывает Олег Черкасов.

Но делиться всеми секретами он не спешит. Например, как ему удалось воплотить все эти «радиуса» и «сопряжения» в материале, нам остается только догадываться. И это не единственный секрет удивительного комода.

– Есть несколько нюансов, о которых я не стану рассказать, потому что это секрет уже не мой, а хозяина вещи, – объясняет Олег. – Возможно, он сам захочет кому-то показать эти тонкие моменты, и я не хочу портить ему удовольствие, раструбив о них раньше него. Могу только сказать, что это предмет моей гордости как мастера и его – как владельца произведения.

Кроме столярной работы, мастеру пришлось заниматься и слесарной: замки, которыми запираются ящики, – ручной работы, можно сказать, «родные» комоду. Во всяком случае – из той же эпохи. В руки краснодеревщику попал оригинальный французский замок того же XVIII века, правда, меньшего размера, чем требовался здесь. Так что пришлось делать увеличенные копии.

– Раньше я этим не занимался, – признается Олег. – Но доверять изготовление замков никому не стал.

 Работа на века

Едва ли не самое удивительное в этой работе – дивные узоры, которые рождаются под полировкой! Кто из нас в детстве не вглядывался в линии годовых колец под лаком на мебели? Но это была фабричная мебель с одинаковым безликим шпоном.

Комод Олега Черкасова сияет как солнце, и узоры красного дерева, палисандра с зеленым оттенком и розового корня мадрона можно разглядывать часами. Они появились не только благодаря природе – их симметрия родилась под руками мастера. И если форму можно повторить, то эти диковинные орнаменты – уникальны, как отпечатки пальцев.

– Олег, человека меняет работа с деревом?

– Ну да, конечно. Дерево – хороший материал, живой. Даже если я даю себе выходной, я все равно обязательно зайду в мастерскую, что-нибудь да сделаю. Это образ жизни уже. Кроме того, когда работаешь над произведением определенной эпохи, обязательно погружаешься в нее – чтобы думать так, как думали те мастера.

Время от времени ему приходится себя останавливать, сдерживать. Скажем, можно добавить работе резных элементов, резьба «сама просится»– но это будет уже не в духе эпохи. Честно говоря, на взгляд дилетанта, иное «архитектурное излишество» и не помешало бы, но Олег Черкасов к стилю подходит строго. Больше того:

– Хочется, чтобы человек, который видит этот комод, не только восхитился тонкой работой. Хотелось бы, чтобы зритель постарался почувствовать, что хотел сказать автор этой работой, какой в нее вкладывал замысел. Это ведь все не просто так родилось.

Время для этого будет не только у наших современников (серьезные коллекционеры уже успели высоко оценить произведение), но и у потомков – дубовая мебель такой работы живет не один век. Стоят же в Лувре комоды, которым по 300 лет? И в Ватикане тоже. Где окажется лет через 200 работа нашего современника-луганчанина? Об этом можно размышлять часами, гуляя взглядом по узорам красного дерева…

– Ты поставил на своей работе автограф, Олег?

– Да, там, на задней стенке стоит подпись: Черкасов О.Н. Заказчик настоял, – улыбается мастер. – Сам бы я, пожалуй, и не стал этого делать. Зачем?

 Вещи-рассказчики

Если относиться к вещам как к сущностям, взамен они станут рассказывать интересные истории. Вот, скажем, сейчас, когда прошлая работа уже закончена, Олег принял на реставрацию кабинет (род шкафа. – Ред.) На задней стенке до сих пор сохранилась надпись «Пункт отправления – станция Кенигсберг, 1945 год». Трофейный! Декоративные колонны на фасаде – из красного дерева, цельноточеные, не дуб, оклеенный шпоном.

– Принадлежал этот шкаф зубному врачу, как было написано на корпусе сзади. И, действительно, мы выдвигаем ящичек, – говорит Олег, – и видим даже после зачистки поверхности маленькое зеленое пятнышко. Зеленка! Видимо, здесь хранились медикаменты. Даже сейчас еще чуть слышен слабый аптечный запах. Но это первый этап его жизни.

Олег вынимает ящик и показывает глубокие борозды на полозьях. Это, поясняет мастер, внизу поставили петли к дверцам на шурупах, и те выходили на самые полозья ящика. Его было трудно выдвигать, но сильные хозяева с этим справлялись, и явно не один год. Это были уже явно не немцы.

– Эти борозды, конечно, уже трудно исправить… С другой стороны, их никто и не видит. Но я тебе скажу, что настоящая реставрация – это не обязательно исправление всех дефектов! Даже наоборот. Иногда небольшая щербинка может нести целый рассказ. А если их все исправить (часто это возможно), то мы просто сотрем историю вещи, её как бы личность. И будет «голое» изделие, как только что из мастерской.

Взгляд мой падает на пару готовых каркасов кресел, которые стоят в углу. «Вот примерно такого вида, только мои будут удобнее», – показывает мастер фото гарнитура работы Гамбса, которого большинство из нас знает лишь из романа «12 стульев». А мастер был Гамбс знатный, оказывается.

– Заказчик хотел одно кресло, но я сделал в пару второе, и он решил, что ему нужны оба. Сюда будет еще столик и, думаю, кушетка типа тахты, с одной более высокой спинкой, – размышляет Олег. – Хороший должен получиться гарнитур.

Действительно, гибкие формы ножек, изящные спинки смотрятся здорово. Но помимо такой работы, можно сказать, повседневной, думает мастер и о новом большом проекте. Маркетри – это особая техника, мозаика из шпона разных пород дерева, разных по цвету и текстуре. Будущий проект – это выполненная в такой технике картина, с оригиналом Олег Черкасов уже определился.

– Это будет цветочный натюрморт Яна ван Хэйсума, – говорит мастер. – В XVIII веке этот голландец считался непревзойденным мастером натюрморта. Множество деталей, игра теней и оттенков – работа предстоит захватывающая.

 Александр БЕЛОКОБЫЛЬСКИЙ