Представитель Донецка в украинской ТКГ Сергей Гармаш написал для Зеркала Недели свое видение «Минского процесса». По его мнению видение переговорного процесса состоит из множества мифов. И самый опасный из них — «Минск — это мир».

Раньше, до вхождения в процесс, я считал, что главная проблема «Минска» в том, что там не названа четко вторая сторона конфликта и не обозначены ее обязанности. В Комплексе мер по выполнению Минских соглашений от 2015 года все обязательства возложены только на Украину. Соответственно, он выписан как условия односторонней капитуляции Украины. Но, оказалось, что эта проблема вторична, в минских документах есть потенциал ее решить.

Более существенный «родовой дефект» «Минска», который я увидел, оказавшись внутри процесса: «Минск» — это не то, чем нам его представляют и чем мы его видим…

Более того, сегодняшний Минский процесс — это тотальное нарушение самих Минских договоренностей! «Минск» сегодня — это не диалог сторон на основе документов, а набор тупиковых «традиций» и стереотипов, навязанных нам как собственными властями, так и противником.

Пожалуй, самый опасный из них — «Минск — это мир». Якобы стоит только его выполнить, как сразу настанет «урегулирование конфликта». При этом слово «урегулирование» каждый понимает по-своему…

«Минск» — не «мир»!

Раскрывать этот тезис, пожалуй, нужно с напоминания, что война России с Украиной является гибридной и она ведется не только в Донбассе. На Востоке применяется лишь один — военный — инструмент этой войны. Поэтому даже если на Донбассе перестанут стрелять, мира Украине это не принесет, поскольку гибридная война будет продолжаться. То есть, «Минск» — это априори тактический инструмент, а не панацея от войны.

Это важно четко уяснить, для того чтобы правильно представлять, что такое «Минск». Сейчас с этим катастрофическая проблема…

Многие считают его «дорожной картой к миру». Это ошибочное утверждение. Хотя бы потому, что «Минск» — это документы, подписанные представителями Украины, России и ОБСЕ в сентябре 2014 года, и «Комплекс мер…», подписанный ими же в феврале 2015-го. И первые, и второй — «Минск», но они имеют существенные отличия! А невозможно идти к одной цели в разных направлениях.

Еще логичнее для обоснования ложности такого стереотипа вспомнить об условиях, в которых заключался «Минск-2». Который, кстати, Россия упорно пытается сделать «Минском» главным и единственным.

Он был подписан в условиях военного поражения Украины перед российской военной машиной. Его текст писали четыре команды лидеров Германии, Франции, Украины и России в течение 16(!)-часовых, крайне напряженных переговоров. Это обусловило и явные пробелы в логике документа, и абсолютную противоположность его трактовки сторонами. Они были очевидны уже тогда, но Украина и Запад в тот момент были заинтересованы остановить наступление РФ любой ценой, поэтому действовали по принципу «стулья — сейчас, с деньгами потом что-то придумаем». А Россия в свою очередь чувствовала себя настолько сильной и «умной», что не заморачивалась мелочами, рассчитывая додавить «хохлов» и их «глубоко обеспокоенных» партнеров.

Проблема для Москвы обозначилась тогда, когда Запад привязал к Минску экономические санкции, а «хохлы» начали уверять в «безальтернативности Минска», но ничего не делали для его выполнения в представлении Москвы.

Вот тогда обозначились реальные цели «Минских договоренностей» для каждой из сторон. И нигде этой целью не было окончание войны между Украиной и Россией. «Минск» и не мог иметь такой цели, поскольку касается только Донбасса, а война началась с Крыма…

Оказалось, что Западу «Минск-2» был нужен как инструмент остановки активных боевых действий в центре Европы, то есть для стабилизации конфликта. Киеву — как инструмент для остановки наступления РФ и ее ослабления западными санкциями. Москве — как инструмент для разрушения украинской государственности изнутри, путем вживления военно-политического импланта, ослабляющего имунную систему государства и парализующего, по сигналу из Кремля, его внутренние и внешнеполитические органы. Либо как инструмент консервации конфликта. Этот вариант Россию тоже вполне устроит.

Еще раз: для всех игроков «Минск-2» был и остается инструментом влияния на противников и «партнеров». И только! Мифический «мир», о котором нам со всех сторон вот уже семь лет рассказывают дипломаты, пропагандисты и политики, в его алгоритм не закладывался изначально, а потому не нужно обманывать ни себя, ни других. Не нужно ждать от него то, чего он априори не может дать.

Любопытно, что наши «западные партнеры» понимали это изначально. Так, в своих мемуарах тогдашний президент Франции Франсуа Олланд, описывая ход переговоров по «Минску-2», очень реалистично обозначил замысел России: «Его (Путина. — С. Г.) тактика заключается в разжигании конфликтов его сторонников с его противниками, а потом в их замораживании. Таким образом создается серая зона на границе Украины, Грузии, Молдовы, Азербайджана. Эти государства остаются независимыми. Но они ослаблены и поэтому поддаются на российскую приманку».

Как видим, тактика создания конфликтов в странах-соседях и их замораживание с целью ослабления этих стран — традиционна для Москвы. И она априори не направлена на мир.

Но тем не менее «Минск» может стать основой для достижения мира, если рассматривать все минские документы как единый комплекс, и если Россия (под давлением внешних или внутренних обстоятельств) захочет выйти из войны.

Сейчас же Москва по-прежнему, как и все семь лет, рассматривает «Минск» исключительно как инструмент ослабления Украины. Соответственно Киев должен относиться к нему так же — как к инструменту ослабления РФ, а не как к Библии. О’кей, пусть «Библия», если этого хочет бог санкций. Но пользоваться ею нужно адекватно ситуации. Иначе получится, что тебя лупят увесистым томиком по голове, а ты используешь его лишь для распевания псалмов…

Ну, а теперь, разобравшись с реальной сущностью «Минска» и утратив ложные ожидания от него, рассмотрим, какие риски и возможности может нести Украине этот инструмент на современном этапе войны. И нужно ли от него отказываться, к чему в последнее время все чаще призывают разные политики.

Четыре ипостаси «Минска»

На сегодняшний день «Минск» представлен сразу в четырех ипостасях, которые существуют параллельно, часто противоречат друг другу и вводят в заблуждение как общественность, так и самих игроков.

Первая ипостась — «Минск» документальный. Это самый забытый «Минск». Он действительно похож на Библию — о нем часто говорят (когда нужно), особенно россияне; его часто цитируют (в основном неправильно); его часто толкуют (в своих интересах); но редко читают и стараются не замечать ни явных противоречий, ни явных откровений, если они расцениваются как невыгодные.

Это самый недооцененный Киевом инструмент. Хотя бы потому, что если оперировать непосредственно документами, а не устоявшимися представлениями о них, то он дает Украине достаточно широкое операционное поле. Например, в трактовке основных спорных (как это ни странно) вопросов «Минска» — кто является второй стороной конфликта и членами ТКГ?

Представители России свои заявления о том, что именно ОРДЛО, а не РФ являются второй стороной конфликта, обосновывают пунктом 2 Комплекса мер по выполнению Минских соглашений. В нем говорится об отводе «тяжелых вооружений обеими сторонами…» и перечисляется: " — для украинских войск…; — для вооруженных формирований отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины…«.

Ссылка на этот пункт манипулятивна, поскольку, во-первых, „украинские войска“ и „вооруженные формирования ОРДЛО“ не могут быть сторонами конфликта, а являются лишь их военными инструментами. А, во-вторых, само название документа — „Комплекс мер по выполнению Минских соглашений“ — говорит о том, что Минские соглашения имели место быть еще до „Комплекса мер“. А, значит под Минскими соглашениями имеются в виду „Протокол по итогам консультаций Трехсторонней контактной группы относительно совместных шагов, направленных на имплементацию Мирного плана президента Украины П.Порошенко и инициатив президента России В.Путина“ от 5 сентября 2014 г. и „Меморандум об исполнении положений Протокола по итогам консультаций Трехсторонней контактной группы относительно шагов, направленных на имплементацию Мирного плана президента Украины П.Порошенко и инициатив президента России В.Путина“ от 19 сентября 2014 г.

Так вот, непосредственно в Минских соглашениях — Протоколе от 5 сентября — говорится, что „Трехсторонняя контактная группа в составе представителей Украины, Российской Федерации и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе достигла понимания о необходимости осуществления следующих шагов:

Обеспечить незамедлительное двустороннее прекращение применение оружия.
…4. Обеспечить постоянно действующий мониторинг на украино-российской государственной границе и верификацию со стороны ОБСЕ с созданием зоны безопасности в приграничных районах Украины и РФ“.

Обращаем внимание: термин „Отдельные районы Донецкой и Луганской областей“ употребляется в Протоколе лишь как территориальное обозначение зоны действия закона об особенностях местного самоуправления, а „представителей ОРДЛО“ в нем нет вообще.

Таким образом сторонами конфликта здесь прямо указаны Украина и Россия, между которыми для „двустороннего прекращения применения оружия“ было предусмотрено создание „зоны безопасности в приграничных районах Украины и РФ“. То есть на территории двух стран, что исключает возможность трактовки конфликта как внутреннего.

Вот почему россияне на всех уровнях систематически пытаются нивелировать „Минск-1“ и оперировать только „Минском-2“. Но Комплекс мер по выполнению Минских соглашений не может отменить самих соглашений. Он уточняет перечень мероприятий по их выполнению, но определения сторон конфликта эти мероприятия никак не касаются.

Впрочем и в „Минске-2“ тоже есть резервы, которые Киев пока стесняется задействовать. По понятным причинам не буду озвучивать их все, но приведу только один пример, позволяющий кардинально изменить ход переговоров. В „Минске-2“ четко обозначен трехсторонний формат консультаций и, главное, — роль представителей ОРДЛО — консультации и согласования. А также тематика вопросов, по которым должны проводиться эти консультации — местные выборы и особенности отдельных районов Донецкой и Луганской областей. Всё! Получается, что по всем остальным вопросам — безопасности, экономики, обмена удерживаемыми лицами, пропускного режима и т. д. — разговор, согласно Минскому Комплексу документов, нужно вести со второй стороной конфликта — Россией. Понятно, что она будет отказываться, но документы дают нам право настаивать и фиксировать ее отказ. И демонстрировать это нашим миролюбивым западным партнерам. Но мы почему-то не делаем этого…

И здесь мы подошли ко второй ипостаси „Минска“ — „Минск“ как реальный процесс: дипломатический (ТКГ) и политический.

Он постоянно на слуху, постоянно обсуждается и постоянно оценивается. Но поскольку эти оценки определяются ложными представлениями и нереальными ожиданиями, то они лишь становятся частью информационной войны (как правило, против своего же государства) и не дают увидеть ни реальных возможностей, ни реальных опасностей процесса.

Главная опасность — в субъективизации ОРДЛО. Если еще и не как стороны конфликта, то уже как стороны переговоров. Это началось не при Зеленском, но сейчас усиливается. И это объективный факт, выражающийся в том, что вот уже три месяца на ТКГ присутствуют так называемые „общественные эксперты республик“ — именно так „официальные“ представители ОРДЛО анонсировали их появление в рабочей группе по политическим вопросам.

И если раньше эти „эксперты“ молчали, то на предпоследнем заседании рабочей группы они уже пытались выступать. То есть, из рабочей группы ТКГ, фактически, пытаются сделать тот самый Консультативный совет, договоренность о создании которого ZN.UA сделало публичным как раз в марте прошлого года.

Нет, не то чтобы украинская сторона молчала: представители Украины на каждом заседании поднимают вопрос о нарушении конфиденциальности переговоров. Глава делегации пишет спецпредставителю действующего председателя ОБСЕ Хайди Грау письма о неприемлемости подключения к переговорам новых лиц без согласия участников… Но, увы, „Васька слушает да ест“. Более того, посредник и модератор переговоров — ОБСЕ — не имеет ничего против участия неизвестных людей в дипломатическом процессе и даже создает им для этого техническую возможность…

На последнем заседании ТКГ украинская делегация жестко поставила вопрос о недопустимости присутствия на переговорах осужденной за террористическую деятельность рецидивистки Майи Пироговой. Мы даже покинули виртуальную комнату переговоров, когда вопреки нашим предупреждениям россияне встали в позу и все-таки оставили Пирогову в кадре. Вполне вероятно, что в эту среду ее не будет на ТКГ. Но следующее заседание будет седьмым с участием несудимых „экспертов“. И есть опасность, что их присутствие станет „установившейся практикой“ или „традицией“ этих переговоров. А в этом дипломатическом процессе „традиции“ и „практику“ чтят почему-то гораздо сильнее, чем документы.

Я уже не говорю о 151 заседании с участием „официальных“ представителей ОРДЛО, окна которых на мониторе почему-то подписаны „Никанорова ДНР“ и „Дейнего ЛНР“… До сих непонятно, кого они представляют в переговорах, если в Меморандуме 2014 года участниками консультаций от ОРДЛО названы конкретные физические лица — ныне покойный Захарченко и затерявшийся на просторах РФ Плотницкий. Может быть эти двое никаноровым и дейнегам (я уже не говорю обо всех остальных, кто заседает в рабочих группах) доверенности написали? Однако, по утверждению представителей ОБСЕ, на этих переговорах действует договоренность не поднимать вопрос о статусе сторон. Таким образом сложилась парадоксальная ситуация, когда в диалоге Украины и России при посредничестве ОБСЕ говорят в основном ОРДЛО (которые считают себя „ДНР"—"ЛНР«), а не Россия и Украина… Понятно, что такой „диалог“ не может быть продуктивным с точки зрения окончания конфликта.

Здесь для читателей непосвященных, наверное, стоит пояснить, в чем собственно опасность субъективизации ОРДЛО, и почему Россия делает все, чтобы добиться этого.

Многие считают, что это лишь вопрос принципа. А сторонники переговоров „хоть с чертом лысым, лишь бы о мире“ — думают, что это просто нежелание Киева „урегулировать“ конфликт. На самом деле прямые переговоры с нелысыми, но пушилиными и пасечниками, как раз наоборот, будут означать конец даже надежды на мирное урегулирование. Поясняю.

Сейчас, когда Украина не освобождает свои территории военным путем, единственным инструментом ослабления противника являются санкции Запада. Но если мы вступим в прямой диалог с Донецком и Луганском, то фактически согласимся с нарративом Москвы о внутреннем конфликте. Тогда РФ вполне обоснованно поставит вопрос о снятии санкций из-за конфликта, непричастность к которому „признала“ сама Украина. И есть вероятность, что их снимут. А когда санкции снимут, Москва будет делать то же, что и сейчас: провоцировать, финансировать и управлять конфликтом, выстраивать на нашей территории пророссийские марионеточные образования, но уже совершенно безнаказанно. То есть она будет продолжать гибридную войну против нас, но никакого инструмента ее ослабления (кроме военного) у Украины уже не будет.

В таком случае останется два варианта развития событий: либо война будет длиться, пока в Украине или России не изменится форма государственности, и Донбасс будет оставаться кровоточащей раной еще не один год; либо Киев применит единственный, оставшийся в его распоряжении, инструмент освобождения своей территории — военный. А это — жертвы…

Вот почему Киеву нельзя идти на прямые переговоры с „ДНР"—"ЛНР« — потому что это будет не шаг к миру, а путь к усилению и пролонгации войны.

Заставить агрессора признать, что он — агрессор и усилить тяжесть его ответственности за агрессию — вот шаг к миру. А любое действие, позволяющее снять с агрессора ответственность за войну — ведет лишь к ее усилению.

Тем более для того, чтобы назвать агрессора агрессором, а марионетку марионеткой достаточно всего лишь читать Минские соглашения и требовать их выполнения. То есть приводить процесс в соответствие с документами, которые должны его определять.

Например, в пункте 13 Комплекса мер, которым предусматривается создание рабочих групп „по выполнению соответствующих аспектов Минских соглашений“ записано, что „они будут отражать состав Трехсторонней Контактной группы“. А теперь внимание! — Россия заявляет, что не имеет отношения к делегациям ОРДЛО. Еще двое членов ТКГ — Украина и ОБСЕ — тоже не включали в состав своих делегаций ни „общественных экспертов“, ни даже „официальных представителей“ ОРДО и ОРЛО. Тогда что они делают в рабочих группах и ТКГ?

Почему россияне делают вид, что они — посредники, а говорят в основном люди, которые не представляют ни одного из членов ТКГ? Ведь это прямое нарушение 13 пункта Минского комплекса мер! И если бы в первую очередь ОБСЕ как посредник просто соблюдала Минские соглашения, а Киев не молчал, да еще и объяснил это Западу, то России пришлось бы или признать себя стороной конфликта, или выйти из „Минска“ со всеми вытекающими… Но…

В конце концов если уж Москва так хочет, чтобы этот конфликт стал „внутриукраинским“, пусть перестанет вмешиваться во внутренние дела Украины, отдаст нам контроль над границей, перестанет возить в Донбасс деньги, оружие и отпускников, и тогда Киеву действительно придется вести диалог с теми, кто реально будет контролировать ситуацию в регионе. Только в Кремле прекрасно понимают, что без российских денег конфликт закончится через два месяца. Поэтому все эти разговоры о „гражданской войне“ похожи на бесконечный бенефис РФ в отрезанном от мира „русскомирском“ заповеднике. И наши западные партнеры по Н-4 (Нормандской четверке), и G-7 — все заявляют, что стороной конфликта является Россия, а в ТКГ все, кроме Украины, делают вид, что это — ОРДЛО. В том числе „посредник“ ОБСЕ.

Еще одна ипостась Минских переговоров — „Минск мифологический“

Это то, каким его видят люди, какими они считают его цели и возможности. То, какие нарративы „зашивают“ в него стороны конфликта и какие ожидания эти нарративы вызывают не только у широких масс, но и самих игроков. По сути это „Минск“ как инструмент информационной и внутриполитической войны.

Об этом я выше уже частично писал. Но кроме стратегического мифа о том, что Минск — это безальтернативная „дорога к миру“, есть еще мифы операционные, тактические. Один из них — „Минские соглашения предусматривают включение особого статуса ОРДЛО в Конституцию“.

Открываем Комплекс мер, читаем: " Проведение конституционной реформы в Украине со вступлением в силу к концу 2015 года новой Конституции, предполагающей в качестве ключевого элемента децентрализацию (с учетом особенностей отдельных районов Донецкой и Луганской областей, согласованных с представителями этих районов)«. Учесть особенности ОРДЛО при проведении децентрализации или закрепить их в Конституции — есть разница? Почему-то ее не замечает не только Путин, но и многие украинские политики…

Кстати, еще один миф, который почему-то усиленно культивирует в ходе переговоров ОБСЕ, — о том, что „представителями ОРДЛО“ должны быть именно представители оккупационных администраций. При этом из обсуждения модели будущего Донбасса фактически выбрасываются вынужденные переселенцы из ОРДЛО. ОБСЕ нас просто не видит, упорно не желая создавать равные условия с „представителями ОРДЛО“, которые официально не представляют никого, а фактически — страну-оккупанта…

На самом деле, нигде в минских текстах не указано — кто эти люди, с которыми Киев должен что-то согласовывать и консультироваться. Однако, по логике, учитывая, что они представляют отдельные районы Донецкой и Луганской областей Украины, они должны быть гражданами Украины, а не страны-оккупанта. Сегодня фактически все „представители ОРДЛО“ из Донецка и Луганска — граждане России…

Еще один распространенный миф о „Минске“ — это то, что там происходит соревнование аргументов, площадка где можно что-то заявить, потребовать и т. д. Мне часто пишут незнакомые люди, которые возмущаются неэффективностью „Минска“ и требуют что-то „заявить“ или „потребовать“ от России!.. Ну, заявили. Ну, потребовали. И что? Если тебя не хотят слышать, тебя просто не слышат. Но мы все же заявляем и требуем, потому что если этого не делать, то те же, кто тебя не слышит, потом скажут: а что же вы молчали, не заявляли, не требовали? Поэтому, заявляем, требуем, но ожидать, что после этого Москва, которая положила (дипломатично выражаясь, вето) на международные нормы и вообще мировой порядок — сразу примется соблюдать нормы и международные договоры — крайне наивно. О чем можно говорить, если РФ не выполняет даже решений, принятых на последнем саммите Н-4, хотя их одобрил и Путин. Причем речь даже не о военной сфере, а об элементарном беспрепятственном допуске наблюдателей СММ ОБСЕ в зону конфликта и посещениях Красным Крестом наших пленных…

Отсюда проистекает еще один миф — „Минск не работает“. Или „Минск не эффективен“. Он работает! Санкции против России каждый год продлеваются. Эти санкции медленно, но верно ослабляют РФ. Кроме того, именно в Минске, где Россия отрицает очевидное — свое участие в конфликте, Запад видит нежелание Москвы заканчивать этот конфликт. „Минск“ является тем звеном, которое, пусть дипломатично, но консолидирует позиции США, Франции, Германии и Украины против агрессивной политики РФ. И если мы не хотим остаться с путинской Россией один на один, этот фактор, хотим мы или нет, нужно учитывать.

Можно по-разному относиться к Минским соглашениям и Минскому процессу, но другого такого инструмента, в котором бы принимала участие Россия, и который ослаблял бы агрессора санкциями уже сейчас, — нет. Поэтому избавляться от этого инструмента, не имея другого, более эффективного, наверное, не очень разумно.

Вопрос, на мой взгляд, нужно ставить не об неэффективности „Минска“, а о том, как использовать этот инструмент так, чтобы он был эффективным. Нужно не выбрасывать молоток, если ударил себя по пальцам, а правильно им пользоваться. Эффективным „Минск“ будет тогда, когда процесс будет отвечать своей документальной форме: трехстороннему формату (Украина, Россия и ОБСЕ как посредник); все его участники будут иметь официальный статус и выполнять функции, закрепленные за ними в минских документах, а не „традициях“.

И как раз то, что Россия не хочет такого формата и эффективности „Минска“ как инструмента мира, а не просто стабилизации (консервации) конфликта, обуславливает все более растущие ставки Киева на Нормандскую четверку. Это, в свою очередь, вызывает все большую активность Москвы в попытках ослабить Н-4 как центр принятия решений по Донбассу.

Чем больше Россия с помощью „посредничества“ ОБСЕ доводит до абсурда деятельность ТКГ своим „вторым посредничеством“ и „общественными экспертами республик“, тем важнее для Украины становится Нормандский формат. Потому что в нем Россия — не посредник, и потому что в нем нет ОРДЛО. То есть там возможен реальный диалог с реальными акторами, а не имитация с марионетками. И это делает Н-4, по сути, четвертой ипостасью „Минска“ — „высшим Минском“. И в этом есть как плюсы, так и минусы. На данный момент, судя по слитым РФ украинским предложениям к франко-немецким кластерам, — больше плюсов.

Но это уже тема для другого анализа…